Культура безугрозности
Качество промышленной продукции и безопасность процессов ее производства – важные перемежающие друг друга пласты технической культуры индустриальной страны. Если производство относится к опасным, необходимы предупредительный контроль вызревания угроз, окультуривание технологических опасностей аварий. Требуется создание и адекватное обслуживание технико-социальных систем обеспечения пожарной и промышленной безопасности. Иногда в этом контексте говорят о культуре безопасности. Однако машинный перевод термина «safety culture» плохо отражает суть понятия: полная безопасность наступает только после смерти.
Для любой опасной деятельности важно, чтобы дремлющие опасности были известны и не перерастали в актуальные угрозы. А значит, нужно говорить не о культуре безопасности, а об окультуривании опасностей, или о культуре безугрозности
В любом случае системы безопасности создаются исторически, горьким опытом пережитых бед и поражений. Причем такие системы тесно связаны с национальной технической культурой. Они не могут быть заимствованы даже из «лучшей международной практики». Обслуживание этих систем, например системы промышленной безопасности, должно быть наблюдаемым, с ожидаемыми изменениями промышленного производства и порождаемых им аварийных опасностей. Проблемы обеспечения промышленной безопасности особенно обостряются в нестабильных условиях производственной деятельности, в так называемые переходные периоды.
Источник новых опасностей
Постсоветские трансформации стали новым источником промышленных опасностей. В этот период угрозы предполагаемых революционных изменений в российской промышленной техносфере профессионально умалчивались реформаторами. Между тем резкие смены традиционных укладов всегда сопряжены с порождением новых опасностей. Перед сломом старого обещают только новые блага, и многие этому верят. Как же иначе, новое всегда лучше старого. Все реформаторы подавляют (зашумляют, искажают) сигналы о возрастании опасностей и зарождении угроз от их деятельности. Ответственные реформаторы изучают и предотвращают (смягчают) порождаемые ими опасности. Безответственные – начинают сами верить, что никаких опасностей не может быть, раз сигналов нет. Последний тип реформаторов доминирует в техническом регулировании.
К сведению
Необратимо изуродованы перестройкой постсоветские системы обеспечения качества и безопасности в промышленной техносфере России
Действовавшие институциональные формы – стандартизация, наука, надзор, образование – расформированы, а провозглашаемые новые и дееспособные пока не созданы
Господствуют недирективные условия для функционирования промышленности периферийного типа. Яркий пример – громогласное вступление РФ в ВТО и невнятные, путаные показания о полученных пятилетних результатах.
Наивно ожидать, что перманентная реформа технического регулирования прекратится сама собой, а российская культура безопасности ее как-нибудь да переварит. В таком контексте культура – это прежде всего нормы, которые возложил на себя человек общественный исходя из опыта, прогноза или предчувствия стихийных, предсказываемых или создаваемых бедствий – природных, социальных, технологических. В технической культуре жизненно важные нормы вербализованы в правилах безопасности – «правила записаны кровью».
Культурой безопасности называют динамическую систему норм, защищающих от техногенных опасностей, и способы принятия и исполнения организационно-технических требований в производственной деятельности. Это отпечаток смертельных опасностей в производственной культуре, трагический след которых в разных индустриальных странах существенно различается, он неповторим.
Идеальных правил не бывает
Хорошая культура безопасности часто представляется как педантичное соблюдение жестких мер безопасности, поставляемых «сверху» авторитетным источником. Это мнение ошибочное. Культура – это прежде всего добровольное принятие норм исполнителями. К примеру, как указывал М. Вебер , капитализм невозможен, если рабочие не примут буржуазную мораль.
Если степень соблюдения исключительно всех требований рассматривать как ключевой показатель эффективности промышленной безопасности, то нужны не правила безопасности, а их идеал – пошаговые инструкции.
Разработка подобных идеальных правил, стандартизирующих все случаи и ситуации из реальной жизни, — сомнительная и даже невозможная задача. Ее надвигающаяся реализация в контрреформе технического регулирования порождает новые техно-социальные опасности. Особенно ситуация обострилась после трагедии «Зимней вишни» с запуском уголовных преследований «изуродованных» техническими регламентами российских пожарных.
«Непреступные» отклонения
Штатные планы действий для модельных чрезвычайных ситуаций при наступлении нештатных состояний быстро становятся неадекватными. Чтобы держать предаварийную ситуацию под контролем, приходится отклоняться от утвержденного плана. Происходит, как говорят, «дрейф» от пошаговых инструкций (отступление от норм).
Если не хватает знаний и умений, расширяющих штатный план, то отступление станет преступлением
Другими словами, одна из причин аварий кроется в неуклонности исполнения жестких алгоритмов. Во избежание подобных аварий необходимо предусматривать «непреступные отклонения», пресекающие тяжелые аварии «вне плана», без угрозы санкции за его нарушение. Характерный случай произошел 26 сентября 1983 года.
Тогда советская система спутникового обнаружения дала сбой из-за того, что датчики были засвечены солнечными лучами, отраженными от облаков. В итоге система выдала сигнал о старте нескольких американских ракет. Оперативный дежурный командного пункта подполковник Станислав Петров принял решение, что это ложное срабатывание системы: вряд ли США будут наносить первый удар столь малыми силами. Петров не передал информацию высшему руководству страны. В 2006 году ООН наградила Петрова как «человека, предотвратившего ядерную войну».
Советский подполковник Петров обладал широкими знаниями как о внешних угрозах, так и об управляемой им системе предупреждения угроз. У него была живая сила знаний для допустимого отклонения от мертвой инструкции. Совсем иной культурно-исторический тип управленца доминирует сейчас в РФ.
Менеджер-переформатор догматично отрицает все не укладывающееся в оживляемые квазирыночные стереотипы из мертвых западных учебников 1970-х годов (их популярные переводы насаждаются в высшей школе практически тотально)
Как результат – доставшиеся в управление незападные промышленные просоветские системы не представляют ценности, а суррогатная цена не позволяет их даже безопасно обслуживать. С презрением и бравадой пилят сук, на котором все сидят. Влиятельные менеджеры – не вся система обеспечения безопасности, и только их замены на «хороших людей» недостаточно.
Кризисный симптом сбоя систем безопасности российской техносферы – уникальные крупные промышленные аварии 1990–2010-х годов в углепроме, энергетике, нефтегазовой промышленности. Характерный сигнал пореформенного отклика сложной социотехнической системы на кардинальное изменение цели производственной деятельности – авария на Саяно-Шушенской ГЭС 17 августа 2009 года.
Агрегаты станции проектировались с учетом того, что их работа и обслуживание будут происходить в рамках единой энергосистемы. Расчлененное РАО «ЕЭС России» с сопротивлением трансформировалось в конгломерат конкурирующих подсистем, для которых нужны элементы и связи с принципиально иными свойствами.
Старые элементы и связи от ЕЭС СССР не смогли полностью адаптироваться для обслуживания новой внешней системы свободного рынка электроэнергии. Произошла тяжелая авария, после которой непроектная нагрузка на оставшиеся элементы и связи подсистем от ЕЭС еще более усилилась. Необходимо последовательно изучать получившуюся систему и «притирать» ее старые элементы и связи к возникшим условиям.
Ни старые ГОСТы, ни заимствованные евронормы, ни их смесь в технических регламентах не помогут. Все они существенно искажают картину актуальных угроз и опасностей: одни из них отстали, другие – вырвались вперед
Предполагалось, что эту проблему должны поставить и решить антикризисные риск-менеджеры в ходе реформы технического регулирования.
Второй виток реформы
В 2010-х годах начался второй заход этой реформы по переделке системы нормативного и правового обеспечения российской производственной деятельности в формат периферийной промышленности. В сфере безопасности производства первый этап реформы завершился демонтажем постсоветской системы стандартизации, под предлогом вычленения из целостных ГОСТов «чистых» требований безопасности с их переносом в специальные технические регламенты.
После утраты синергетического эффекта ГОСТов в промышленном производстве произошло снижение как конкурентоспособности, так и безопасности. Для продолжения реформы требовалось принять на вооружение внерациональные формы воздействия, в первую очередь направленные на:
- чувства;
- воображение;
- стереотипы промышленников и госслужащих, отраслевых экспертов и научных сотрудников – всех ответственных в индустриальной стране за безопасный труд в промышленности.
Сначала внутренние нормы культуры безопасности должны утратить (изменить о них представление) сами специалисты, тогда и падут отсталые требования промышленной безопасности. Пока сохраняет дееспособность индустриальная часть техносферы, будут востребованы и классические требования промышленной безопасности с их носителями. В новой России размер постсоветской части промышленной техносферы еще значителен. Проблема смены норм сложна и болезненна. В новой России она методически не проработана. На сегодня превалирует демонтаж индустриальных требований безопасности.
Создание «обложечных» новых постиндустриальных правил в форме технических регламентов оказалось несостоятельным
Новой программы регулирования техносферного рынка нет, а запущенный демонтаж уже исковерканных реформой отставших норм не остановлен. Требуется разработка специальной программы смены (разработки, принятия, перехода, освоения) индустриальных требований безопасности на постиндустриальные. Такие пилотные проекты реализуются в России в рамках процедур декларирования и обоснования промышленной безопасности опасных производственных объектов.
Из «лучшей» мировой практики
Важно различать, что правила принятия и исполнения требований не есть сами безусловные требования. Схожие требования можно выполнить разными путями, с другими правилами и примерно с тем же результатом.
В уходящую эпоху позднеклассического индустриализма промышленно-развитые страны обеспечивали исполнение требований безопасности примерно по одинаковой схеме. Орган госвласти на основе сигналов от техногенных аварий и анализа предложений профессиональных сообществ устанавливал субъективный порядок обязательного исполнения объективных требований безопасности.
Любые правила – это насилие над полной свободой, тогда как требования – хранители пространства свобод
Легитимность правил обеспечивалась как авторитетом власти, так и деятельным согласием промышленников на их принятие и исполнение. Когда авторитет власти высок, необходимость применения внешнего принуждения (тех же инспекционных проверок с санкциями) может резко уменьшиться.
Тогда достаточно угрозы его применения – промышленники сами создадут внутренние системы исполнения требований, например действенные системы производственного контроля. Современная система обеспечения промышленной безопасности в России пока далеко не в таком состоянии. Известно, что авторитет власти быстро растет, когда она управляется с несовместимыми ценностями, например с промышленной безопасностью и эффективностью промпроизводства.
В этом вопросе западные модернизированные культуры дали четко просматриваемый крен в сторону свободы как высшей ценности. Еще в XVIII веке Бенджамин Франклин писал, что тот, кто отказался от свободы ради безопасности, не заслуживает ни свободы, ни безопасности.
Во времена неолиберализма этот крен усилился. Все стали верить в то, что только фетиш абсолюта экономической свободы способен обеспечить «придаток» относительной безопасности. В действительности объективные требования безопасности исполняются и в западных странах, иначе бы их захлестнули промышленные аварии. Это, кстати, и наблюдалось в первом накате неолиберальной волны в 1970–1980-е годы.
В постиндустриализме сильно изменились и продолжают меняться главные принципы принятия и исполнения промышленно важных ограничений
Здесь все больше превалируют не открытость убеждения и жесткость внешнего принуждения, а скрытость внушения и приятная мягкость ощущения внутренней свободы.
Раньше требования безопасности вынужденно принимались большинством ввиду рационального осознания безысходности. Теперь создаются специальные условия по неявному принятию ограничений и даже рьяному их исполнению. В частности, программы по управлению риском. Такие «специальные условия» трудно, долго и упорно создаются в производственной культуре безопасности. Их нельзя выписать себе по каталогу из лучшей мировой практики.Надеяться здесь на имитацию вершка четырехсотлетнего трагического пути – значит не столько не знать, сколько не уважать достижения западной технической культуры в сфере обеспечения безопасности.
Освоение новых технологий проходит в том числе и на уровне заимствования западных подходов в нормах безопасности
Далее же происходит корректировка, как правило, на основе уроков происшедших аварий. Если аварийные опасности стабильны, то правила безопасности мало изменяются и остаются в эталонном состоянии. Если же число и тяжесть аварий растут, то нормы трансформируются «кровью аварий» в локализованные, в российские.
Проблему технологической модернизации добывающей и, главное, обрабатывающей промышленности, не решить отказом от действующих правил промышленной безопасности, как предлагалось в радикальных программах реформ.
Накопленные культурно-исторические, социально-экономические и организационно-технические опыт и знания у нас и за рубежом указывают на то, что требования безопасности — не досадный барьер на «беговой дорожке» предпринимателя к прибыли. Это вынужденное ограждение «у пропасти» аварийных потерь людских, промышленных и энергетических ресурсов, предотвращение от возможной утраты Россией ее технологического статуса индустриальной державы.